И снова - утомляющие красоты Волго-Балта и Волги. Рейсы, которые Виктору надоели еще во время плавпрактики в речном училище. Рейсы, когда некогда любоваться прелестями реки и заречными синими далями, зеленью костромских и ярославских лесов, торжественностью Средней Волги, величием Жигулей, нижневолжскими степями и своеобразной загадочностью Прикаспия. Речной путь "из варяг в хазары" не вызывал восторга у большинства карельских река-мореходов. Долго. Напряженно. Множество судов, зачастую мелких и игнорирующих Правила плавания. Посему, северным судоводителям, по твердому убеждению Виктора, как-то милее были родные студеные воды северо-запада. Да и отсутствие валютных суток вкупе с самым низким тарифом оплаты коллективного питания....Двадцать пять рублей в месяц против сорока двух на беломорском буксире, бороздившем заполярные нордические хляби...Весной Виктор был уверен, что идет по Волге в последний раз...
Из записок Виктора.
В Вознесенье служба МТО отправила грузовичок со снабжением для старенького "Балтийского", куда кадровик жестко пристроил штурмана. Капитан просился в Петрозаводск, но в пароходстве решили иначе. Выгрузили на рейдовый катер какие-то железяги механикам, откорректированные в родном порту карты, спецодежду, кое-что для камбуза и радиооператора... Теплоход в этом году еще не был в родном Петрозаводске, всю зиму проработал на Балтике, и отказ захода в home port экипаж воспринял без восторга. Миновали спокойное летнее Онего, вошли в Волго -Балт. Виктор был представлен экипажу и вышел на вахту. Ознакомился вкратце с грузовыми документами. Генгруз из Бремена на Иран. Металл разнопрофильный, асбест в мешках, ящики с оборудованием, и два "Мерса" для иранских толстосумов. ..
Утром прошли седьмой шлюз и к 15 часом осторожно ползли по акватории Череповца. В Рыбинское водохранилище вышли вечером. Навстречу шли самые разные плавсредства. Произвел впечатление огромный пассажирский лайнер "Максим Горький".
Следующее утро встретили в Городце. Как и весной, здесь было мелко и полз теплоход совсем медленно. Был момент, когда днище коснулось речного дна и капитан сморщился словно от зубной боли. Мелко, совсем мелко. И здесь, и в Рыбинском водохранилище , где за кормой тянулась мутная от взбаламученного грунта полоса кильватерного следа.
Выше Сормово пришлось постоять на якоре. В перепалках с диспетчерами капитан все время делал упор: "Идем с транзитным грузом на Иран, есть распоряжение министерства о приоритетах в шлюзовании и при прохождении узкостей".
Ниже Горького ночью навалился такой туман, что все же пришлось встать на якорь за кромкой судового хода. Около шести утра выше по течению Виктор узрел на экране локатора летящую вниз посудину.
-Судно, идущее сверху, я теплоход "Балтийский", стою на якоре за кромкой судового хода у белого буя номер 202...
- Видим вас, "Балтийский". я - теплоход типа "Шестая пятилетка" - "Нальчик", пройдем мимо вас левым бортом...
- ОК, "Нальчик". Не поджимайтесь к нам, здесь навальное течение. Советую сбавить ход до среднего хотя бы... Я вас вижу визуально, опасно приближаетесь...
- Не боись, моряк, я по Волге двадцать лет хожу.. Разойдемся....
Еще через пять минут Виктор увидел надстройку "Нальчика", летящую прямо на носовую часть "Балтийского".
- "Нальчик" ! Вас навалит на наш форштевень ! Куда тебя несет !!!
Далее в радиосвязи надобности уже не было. Мат волгарей громко разнесся по просторам "великой русской реки", а надстройка ШиПЫГИ ( сокращение от названия серии -"Шестая пятилетка" ) навалилась на форштевень БОПовского теплохода.
Виктору поплохело. Так начать рейс ! Конечно, он стопроцентно не виноват. Теплоход стоит на якоре. ШиПЫГу заранее предупредили...И все же... На душе было мерзко. В рубку поднялся разбуженный грохотом капитан.
- Что ж ты, штурман ! Уворачиваться от потомков Стеньки Разина не научился....
- На якоре стоим. Я ведь их по "Акации" предупреждал. И гудел как положено: Два продолжительных через каждые две минуты... И "Требую уменьшить ход" гудел...
- Да слышал я... Дуракам закон не писан.. Я, честно, говоря, тоже немного виноват. Мог бы предвидеть, что здесь навальное течение... А в других местах мелко... Черт бы побрал этих волгарей. Носятся в тумане как бешеные !
Вскоре приехали судоходчики. И конечно, же обвинили нашего мастера в неудачном выборе якорной стоянки... "Нальчик" разворотил себе весь левый борт надстройки, снес шлюпку. В каюте механика ШП зияла огромная дыра. "Балтийские" имеют достаточно большой развал в носовой части, поэтому, хотя надстройка "Нальчика" и пострадала изрядно, именно развал скул "Балтийского" не позволил его штевню повредить корпус ШиПЫГИ ниже ватерлинии.
- Просыпаюсь от удара, вижу в каюту нос "моряка" лезет ! - рассказывал еще не отошедший от столь пугающего пробуждения механик "Нальчика"
- А почему "моряка" -то ? -, улыбался боцман "Балтийского".
- Дык ведь черный у вас корпус.. Этакие корпуса - у каспийских хлопколесовозов. Было дело, и с ними бодались....
Дневник Ильи.
Старый Архангельск 1960-х. Еще не построен речной-морской пассажирский вокзал.
Письмо из Ленинграда.
Здравствуй, мучитель мой !
Опять пишу тебе. Я уехала на смену вожатой в пионерлагерь. Сменить декорации. Ты ждешь мое письмо ? Вероятно, и не ждешь уже. Вот и август. Наш добрый август. Мы выдержали испытание Временем ?
Как ты заметил, я уже не извиняюсь за молчание. Сколько можно...Ведь меня уже не исправить.
Как твои дела ? У нас сегодня льет дождь. Я одна. Открыто окно. За ним -ветер, дождь и темнота. Ночь. Одиноко. Остановились часы. Молчит радио. Я привычно грущу. Ты уже не собираешься ко мне в августе... Не собираешься ведь ?
Не отпускает капитан ? Он показался мне хорошим человеком. На прошлогоднего ты жаловался мне тогда, а ведь он тебя отпустил. Прямо ко мне. Впрочем, он - плохой человек. Зачем он отпустил тебя ! Не приехал бы ты тогда и не было бы у тебя вздорной и жестокой любви... Скоро осень, ты ушел бы в армию спокойным мальчиком, отслужил бы на каком-нибудь мрачном зловещего окраса корабле, а вернувшись встретил бы юную любовь, закончившую среднюю школу с серебряной медалью.
А я тоже спокойно выскочила бы замуж за Олега этой же осенью...
Видишь, что натворил тот твой капитан ! Повстречаешь его, отругай от моего имени. Похлеще, с матюгами. А этот твой нынешний пусть держит тебя на пароходе до белых мух.
Целую тебя тысячу раз ! Пиши мне, а ? Я.
И было ответное письмо: " Дни тянутся медленно и ненужно. Я решился написать тебе. Здравствуй ! Ты заразила меня своим непостоянством и апатией. Кончается август. Мы давно не были вместе. Кто виноват ? Вероятно до капитана дошла волшебным образом твоя просьба.. Он сказал, что ты могла бы приехать сама, ведь я уже не практикант и должен отработать навигацию без создания ему дополнительных неудобств. Я часто думаю: А хотел ли я к тебе ? Или как и ты заболел, захандрил, устал от неопределенности ? "Отговорила роща золотая" ? Какое-то мерзкое чувство, мне все время кажется, что тебе без меня лучше...
Уходит август, который мы так ждали. Серые тучи цепляются за черную пароходову трубу, перемешиваются с белесым дымком, улетают за лес. Бежит под штевень река, струится, разлетается брызгами в колесах. Как наша любовь. Бьют ее жестоко тяжелые плицы жизни и гонят прочь затухающими волнами. В прошлое, за корму, а там их накроет тяжелый мрачный плот забвения, а за ним - просто река. С виду тихая, с красивыми не нашими берегами. ..."
После столкновения с теплоходом "Нальчик" сухогруз Виктора зашел на ремонт в затон ССРЗ им. С.Н. Бутякова в Звенигово. Стало интересно, что же это за завод ? Погуглил. В ЖЖ нашел страничку про это предприятие и городок.. И красивые фотографии. Зимние. Со времени наших плаваний прошло уже много лет,но в затоне зимуют узнаваемые суда. Мало изменился волжский флот. А еще узнал, что затон в Звенигово служит местом ремонта и зимовки судов с 1858 года. Находится он у левого берега Волги ниже Чебоксар и выше Казани на территории Марийской республики - Марий-Эл.
Из записок Виктора.
Судоходчики оформили аварию и теплоход продолжил рейс. В носовой части чуть выше главной палубы в форпике "Балтийского" зияла рваная пробоина, совершенно безопасная в реке, но не в Каспии, способном заштормить нешуточно даже летом. Судоводители теплохода еще не ведали, что пересекать Каспий с пробоиной все равно придется. И пробоина та будет значительно больше отверстия, пробитого в форпике ШиПЫГОЙ.
В ноль часов 28 - го прошли Козьмодемьянск. А утром зашли в затон имени Бутяково в Звенигово. Сварщики появились на судне ближе к обеду, но по-настоящему приступили к ремонту только после посещения столовой. Днем Виктор сходил на почту и отправил жене оптимистического содержания телеграмму. Впрочем, он прекрасно понимал: супруге это мало поможет. Она все еще гостила в деревне и в телефонном разговоре еще когда Виктор звонил из Петрозаводска, узнав о назначении мужа, высказала ему много неприятного.
Из затона Бутякова теплоход вышел на следующий день утром на вахте капитана. После обеда в 14 часов миновали Казань. Лето было в разгаре. Заканчивался июль, река радовала глаз отраженными лучами жаркого солнца, тревожила душу идущими навстречу туристическими теплоходами. Там играла музыка и заманчиво отливали загаром стройные фигурки юных женщин.
Виктор не завидовал экипажам сияющих белизной "пассажиров". Лежащий на столе бюллетень аварийных происшествий на речном транспорте был полон фактов серьезных ЧП с пассажирским флотом.
Даже на транспортном сухогрузе быть участником аварии совершенно не в кайф. Что говорить о пассажирском флоте.. Люди, сотни людей, доверивших судоводителям свои жизни и здоровье - это ".не дрова возить"
Капитан частенько поднимался в рубку на вахте Виктора. Наблюдал, хотя в процесс судовождения не вмешивался. Впрочем, ниже Камского Устья Виктор самостоятельно еще не ходил. Старичок -лоцман, в глухом старомодном кителе и валенках знакомо требовал только "штурманов на руле" и традиционно кормился из узелка в каюте. Его советы Виктор принимал с благодарностью. Лоцманское дело пенсионер знал безупречно.
Тридцатого ночью прошли Ульяновск, в десять утра - Тольятти. Отшлюзовались и вышли к знаменитым и прекрасным Жигулям. К полуночи мимо плыли огни Сызрани...
- Да, дружочек, все на Волге поменялось ! В пору моей молодости и присниться не могло, чтобы вот такой морской пароход прямо от германцев груз в Персию вез... Гоняли мы, конечно, морские суда для Каспия, но без груза, в балласте. Такие пароходы как этот пошли после открытия Волго-Балта. Довелось мне несколько раз и каспийские хлопколесовозы до Рыбинска сопровождать. Те совсем в реке ходить не умеют. Конечно, те пароходы еще больше вашего. Тяжело им в реке. Так они и бросили эту канитель. Купили несколько "Сормовских", на них в Балтику и добираются, - вдруг разговорился лоцман на дневной вахте.
Виктору хотелось пораспрашивать старика о многом, но боязнь недавнего ЧП заставляла не расслабляться ни на минуту. А свободного времени у лоцмана почти не было. Дед сразу же укладывался спать перед ночной проводкой.
Дневник Ильи. Письмо.
"Здравствуйте, господин речной штурман с дымящего и шлепающего плавсредства !
Получила сегодня Ваше письмо, сэр... Наконец-то Вы изволили написать мне откровенно !
Ты уже равнодушен ко мне ! Не лги ! "Отговорила роща золотая !" Как я ненавижу твоего Есенина ! Твое равнодушие мне противно. И тебе ведь тоже ? Ты чувствуешь, что надоел мне ? Но мало чувствовать, надо знать ! Иногда во сне меня кто-то душит, я просыпаюсь и не могу понять: во сне это было или наяву. Может и тебе все просто приснилось ? Впрочем, мне уже все равно ... И не думай, что мои к тебе редкие письма - благодарность за любовь. Любовь - не услуга. Можно подумать, меня никто и никогда не любил, кроме тебя ! В 20 лет ( а мне уже двадцать), я чувствую себя двадцатипятилетней. Из-за тебя ! Мне трудно, страшно трудно было весь этот год. С Олегом мы были знакомы до появления тебя в моей жизни пять лет. Пять !
Как же удивительно быстро я ушла из твоей жизни ! Была и нет. Мне бы научиться твоему искусству любить, а потом все швырять к чертовой матери. Или бабушке....
Возможно, я не любила тебя и лишь жажда ласки и нежности почудилась мне самою любовью... Но ты-то любил ! Или я ослышалась однажды ? Да, "жить надо проще !" Ведь кругом море водки и баб. Что еще вам нужно ? Все легко и просто. И смешно... Раньше, видя, что кто-то делает подлость, я думала:" Илья так бы не поступил !" А оказалось - ты хуже всех пьяниц и придурков. Они - глупые. А ты - умен.
Благодарю тебя за жалость, если тебе так угодно. Только не жалей никого в будущем. Жалость -это унижение.
С приветом - Я.
Илья в дневнике: "Край лесной с молодыми березками, С родниковой свежинкой в крови. Есть у Севера краски неброские, А попробуй-ка взор оторви ! Над лохматой сосновой чащобою незакатное солнце встает. Есть у Севера прелесть особая, что в глаза нарочито не бьет !"
Ну и письмо... Милая моя северная сторонущка, как хорошо пишет о тебе Анатолий Левушкин! Ты, мой Север, не даешь разлюбить эту жизнь окончательно. Ты даришь излечение, ты возвращаешь через любовь к тебе, любовь к взбалмошной моей девчонке. Оказывается, терять любовь - страшно. Она - всё для меня. Она ведь меня любит ! И вдруг - уйдет навсегда из моей жизни ! Я сделал ей больно. Это - подло. И ведь она тоже не сможет полюбить кого-то еще...Мы должны быть вместе ! Женщина - это очень непросто. Надобно дать ей поверить в себя. ...
Утром взяли шесть барж и пошли в Архангельск. Наступила желтая осень.
В прошлый наш приход в Архангельск к вечеру поднялся ветрище, настоящий шторм.... Пароход шел вверх по Двине с большим креном и как-то боком. У нефтестанции долбанули пассажирский пароход "Иван Каляев" так крепко, что часть пассажиров выскочили из кают. Естественно, рулевой и первый штурман в городе "поддали" и утратили чувство осторожности... Снесли "Каляеву" утки на корме и фальшборт. Но в целом старикан оказался крепким ! При царе - Горохе пароходы строили основательно ! Сколько повидал "Иван" за свою долгую жизнь !
Так и гудел шторм, пока шли по акватории порта. С вьюшки унесло брезент и вода летела через носовой фальшборт. Шторм да и только ! И была черная осенняя ночь. Как и сейчас, впрочем...
Просматривая записки Виктора и Тимо, обнаружил, что это был последний рейс Виктора на иранской линии. Рейс был очень неудачным. И валюты не заработали, и в ремонте простояли, провалив план. А Тимо в это время ловил рыбу в Атлантике. Он ушел из пароходства. Рассказы штурмана Васильича с "Ерофея" запомнились, бередили душу, и хотя вышел Тимо уже из возраста, когда море воспринимается как нечто безгранично романтическое, побыть рыбаком хотелось. И Тимо решился. Сбылось: "Рыбу - стране, деньги - жене.." Впрочем, жены у Тимо все еще не было..
Когда я прочел и посмотрел пост в сети про ССРЗ им Бутякова, стало интересно: а кто же такой был этот Бутяков ? Инженер ? Капитан ? Оказалось, обычный чувашский кузнец, призванный в РККА и геройски сражавшийся с "белофиннами". За что и героя получил. И стал мне этот Бутяков совсем неинтересен. Герой "войны незнаменитой"...
В десять утра прошли Камышин, к 21 часу мимо замелькали россыпи огней Волгограда. Если все пойдет по плану - к вечеру завтра должны прийти в Астрахань.
С лоцманом все же удалось немного поговорить после вахты. Старика звали Иван Степаныч. Разговор завязался вокруг минувшей войны. Степаныч уже тогда был помощником капитана на небольшом винтовом буксире, работавшем на переправе в самом сталинградском пекле.
- Знаешь, штурман, я ведь совсем не военный человек. И хоть прошел сталинградский ад, остался гражданским речником. Дело прошлое, но больше всего боялся, что заберут в военные моряки. Ан, нет, оставили на буксире. Да только и здесь война застала. Потопил немец наш буксир. Спаслись мы с матросом, да пару солдатиков. А везли мы через Волгу целую роту.
Война - последнее дело. На земле-красавице столько дел. Взять нашу профессию: трудное ремесло. Вот, ты думаешь, я вашему поколению завидую ? Если и завидую, то только тому, что в мире вы живете. Нет ныне большой войны. Но, когда война закончилась, нам лучше, чем вам жилось...
- Да не может быть, Степаныч ! Жили -то вы почти в бедности. В бараках на берегу, в тесноте и на пароходах. Одна бункеровка углем чего стоила ! Рассказывал мне в Карелии старый капитан, что это такое -пароход на угле ходит !
- Да, был уголь, даже дрова были. И жили в тесноте. Но почти не было на Волге этих шлюзов и плотин. А было очень много рыбы. Не голодали и семью кормили. И дома себе строили, избы в деревнях, что по берегам красуются. Детей растили.
Я вот вижу, без интереса ты работаешь. И не только ты.Всё вам неладно... Мол, рейс неудачный, Волга вам не нравится. А я эту реку всю жизнь любил. Можно сказать - река, это жизнь и есть. Бежит, торопится. И в море, как в вечность впадает.
Знаю, газеты читаю, ныне капитаны в пароходских конторах малопочитаемы.Это так... Да, я, когда капитаном стал, почувствовал себя таким важным человеком... Ты вот, вижу не больно в капитаны и стремишься...Много сейчас таких. А я спал и видел себя капитаном....И люблю дело свое до сих пор.И еще тебе скажу, помощник... Старость надо уважать. Думаете я не вижу, как вы рулевых в штурманов переодеваете... На Волге не принято, чтобы рулевой на сложных участках на руле стоял. Штурмана ставят. Помощника. А вы с капитаном тут цирк устраиваете....Знаю, что у вас все рулевые с дипломами штурманов... Но, вот сойду я с парохода - делайте что хотите. Меня к вам ведь не для балагана подсаживают. Когда вам "Нальчик" по носу стукнул, ведь не спросили старика, где якорь бросить. А неладно сделали, умники. Нельзя было там на якорь становиться...
Виктор не стал спорить со старым лоцманом. Он хотел спросить совсем про другое. Но Степаныч вдруг заторопился в каюту, сославшись на необходимость ночью повахтить с капитаном..
Дневник Ильи.
Северная Двина в районе пристани Звоз.
Ее письмо.
Илюшенькин, здравствуй !
Мне совестно за то письмо. Зря я так... Но и ты во всем неправ. Я ожидала всякого, но не такой чепухи. И понимала, и верила тебе. Теперь же - не понимаю. Только обида. Но, вероятно, ты все же прав... Я и боялась августа, и ждала его. Но, ничего не произошло. Ты ведь решил все легко и быстро.
Будь счастлив и прощай... Все проходит, но останется память. Это ведь твои слова. А для меня - каждая осень - грусть. Эта - не исключение. Так что, мне не привыкать."
Запись Ильи.
Нужно отпроситься у капитана и съездить в Питер. Непременно ! "Будь счастлив и прощай !" Как это: "будь счастлив !" Сегодня дал отмашку встречной "Ракете" не тем бортом. Хорошо, что она сама выбирает курс ! Получил, конечно, матюгов по "Акации". В Питер, надо в Питер ! Срочно ! Приехали курсанты из Лименды на месячную ознакомительную практику. Рабсилы на пароходе - больше, чем надо. У Валентина - штурманский диплом, опять же. Правда, они в последнее время с Тимофеичем частенько "употребляют". Трудно капитану... Написать ей ? .. Нет, нужно съездить....Нужно, нужно, нужно....
В Котласе ожидало второе письмо:
Милый мой ёжик !
Колючий и упрямый ! Я не могу без тебя ! Я приеду, прилечу в твой деревянный Архангельск, я приду на твой плавучий самовар с дурацкой черной трубой и позволю тебе делать со мной все, что захочешь.. Можешь даже убить !
Я тряпка ? Пусть ? Напиши мне, когда вы будете в Архангельске. Или в Котласе. Впрочем, ты говорил, что в Котлас вы приходите не всегда....Нет, мне хочется в Архангельск ! Жаль, Белые Ночи Беломорья закончились давно ! И в Архангельске солнышко уже совсем не по-летнему греет божий мир.
Но я приду на старенький причал, деревянный и пропахший треской. В Архангельске ведь все пахнет "треской и доской". Увы, я не дождусь в этот приезд белой ночи. Настоящей, северной ! В Питере таких не бывает.
Слышишь, дорогой мой человек, я не хочу ничего более, только быть с тобой ! Всегда !
Давай уедем в маленькую беломорскую деревушку, снимем старую заколоченную избу, приведем ее в жилое состояние и будем ждать. Они наступят, настоящие Белые ночи Беломорья ! Что с того, что нас повенчал август. Белые Ночи Беломорья - вот символ нашей любви. Светлые, чистые. Ведь чистые же ! Льется волшебный свет, тишина огромна как мир, море - сказочная страна грез и снов, оно дарит нам все самое заветное, только наше, только наше с тобой !
Да, они придут, наши Белые Ночи ! Ты все поймешь и все простишь....
Так можно, я приеду к тебе ? Я не переживу наш разрыв ! Я люблю тебя, только тебя , тебя, таким, каков ты есть , обитателя холодной стальной палубы, обитателя каюты-кельи, скворечника, который ты важно именуешь "рубкой" и столь же напыщенно именуемой "камбузом" радость дарящей столовки...
Не сердись, я все равно приеду, даже если ты скажешь "нет !"
Осень, какая желтая осень ! Роковая осень ! Но и это время года прекрасно... Я люблю и осень, и белые ночи, и тебя, речной мореплаватель !
Напиши мне. Или пришли телеграмму. Такую: "Пятого десятого город Белых Ночей ". И все. Я пойму. И буду в Архангельске , буду с тобой !
Целую тебя. Очень жду встречи. И боюсь.
До скорого свидания, родной ! Твоя Я ! "
А далее - почерк Тимо: "Это письмо было последним. Оно лежало за суперобложкой дневника с пометкой :"Ильи уже нет "... Я постепенно перепечатал на машинке этот дневник, закончив работу, когда наш лесовозик , загрузившись архангельской доской, пересекал Белое море. Я подошел к иллюминатору, отдраил барашки, открыл тяжелую кругляшку. Белая беломорская ночь свежо пАхнула холодком.
Белая Ночь Беломорья. " Я люблю тебя, осень, и Белые Ночи Беломорья..."
На фото из сети теплоход типа "Балтийский" после столкновения. Оторван и смят фальшборт левого борта. Сухогруз Виктора пострадал гораздо сильнее. В районе второго трюма зияла огромная пробоина. Впрочем, все по-порядку.
Из записок Виктора.
Во время вахты Виктора разошлись с двумя БОПовскими теплоходами, которые возвращались из Ирана. Утро встретило ярким южным солнцем и почти горячим ветром с Каспия. В бинокль можно было рассмотреть бескрайние бахчи с поспевающими арбузами.
- Эх, немного рановато идем, но на обратном пути за арбузами обязательно съездим. - Капитан недавно порднялся в рубку, перебросился несколькими фразами с петрозаводскими судами и пил кофе из немаленькой кружки.
- Самые вкусные арбуза к концу месяца будут. - Продолжал мастер. Теплое утро расслабило капитана, не любитель болтать о постороннем в рубке, он неожиданно разговорился:
- В прошлом году выше Астрахани попросилась к нам под борт ГТ-шка сухонская. Я, конечно, очень удивился, встретив сухонят так далеко от родных вод. А они нам, как своим землякам обрадовались. Впрочем, так далеко от родных мест мы и впрямь -земляки. Наше Онего по юго-востоку - вологодские края...
Так вот, попросили они нас под борт их взять. Мы с солью из Ахтубинска шли, смеемся: " Арбузов на засолку дадите ?" Они:" Сколько съедите - все ваши. Ну и по паре самых сочных - впридачу !"
А у них тонн двести в трех трюмах этих арбузов. Рассказали, что многие небольшие самоходки к нашим пароходам просятся под борт. Волгари их не очень берут, их арбузами не удивишь, а для БОПовцев и ленинградцев - арбузы - достойный ченч !
Мы их до Горького тащили. А потом они сами пошли. В Городце воды, как всегда не было и встали мы. Двое суток стояли. Сухонята нам: "Спасибо, теперь вы нас уже не догоните." Они в Ленинград шли. Кстати, возмущались, что в Питер их с арбузами отправили. Мол, наши вологодские таких арбузиков тоже бы поели !
А у нас - гальюны работали как на вокзале- без передыху. Зато повариха почти отдыхала. Дня четыре ели арбузятину на завтрак, обед и ужин. И на полдник тоже. Потом поуспокоились.
- В этом году удасться ли так поесть бахчевых ягод ?
- Будем надеяться, подвернется попутная ГТ-шка, - улыбнулся капитан.
К 22 часам пришли в Астрахань. Лоцман Степаныч подошел к Виктору попрощаться. Достал из кармана сложенный листок в клеточку:
- Слышал, что ты, штурман, на филолога переучиваешься. Угадал я, что не любишь наше ремесло... У меня жена всю жизнь в школе отработала. Совсем нелегкий хлеб и там. На пенсию инвалидом вышла. А я вот, на Волге больше тридцати лет откапитанил. И на здоровье не жалуюсь. Потому что - Волгу люблю. Возьми вот, литератор, прочитай стихи. Их не больно-то печатают, но правда в них. Я вот избежал судьбы человека, о ком стихи писаны. И уже поэтому счастливчиком себя считаю. Война на нашу долю выпала. И - ЭТО. Не дай бог еще раз пережить такое.
Степаныч ловко спрыгнул на палубу рейдового катера и махнул рукой на прощанье.
После вахты Виктор вспомнил про листок Степаныча и прочел написанные строгим четким почерком стихи:
ШЕЛ ПАРОХОД
Памяти Анатолия Ивановича
Снегова, моего отца
Не разбираясь вовсе в происхожденье мира,
Я полагаю – верно, что жизнь началась в воде.
Рожденные возле моря,я вижу, всю жизнь тоскуют
Не о песке и солнце, – о горькой капле морской.
В снах их покоят штили кружат водоворты,
Их вместе с последним вздохом уносит морской поток,
И даже те, что в безводье выросли, вспоминают
Тающие овраги, стянутый ряской пруд.
Армяне поют о птице,летящей к воде Аракса,
Грузины громко клянутся Арагвою и детьми...
Сколько себя я помню, столько я помню Волгу,
Резкий басок буксира, медленные плоты.
Каждое лето, помню, возил нас отец на Волгу,
В царство шатких причалов и окающей родни.
По берегам горели дальние колокольни,
И над водой носился их онемевший звон...
И перед самой смертью,худой до невероятья,
Съедаемый злой чахоткой,отец повторял с тоской:
«На Волгу бы, эх, на Волгу, в последний бы раз на Волгу...»
И мы поехали, помню от Рыбинска до Перми.
На палубе бился ветер. И кашлял отец надрывно.
Казалось, подхватит ветер его, как иссохший лист...
На палубе бился ветер, и мать на отце плотнее
Запахивала одежду, стягивала кашне .
Медленно шел, с одышкой, – кажется, «Вера Фигнер»,
А может, «Вера Засулич» – старенький пароход,
Лопасти мерно били, чайки визжали близко,
И отражалась Волга в светлых глазах отца.
И на меня глядело, все, что его растило,
Все, что его будило затемно – солнца ждать,
В горле застряло комом и обожгло дыханье,
И на погоны деда кинуло в бой, погнав
В гущу фронтов гражданских. И повенчало целью
С храброй и некрещеной, той, в кого взглядом я
Шел пароход по Волге.Будто последним рейсом.
Шел, как к зиме уходят все корабли в затон.
Все, что отца мотало, все, что его сгубило
Там, вдалеке от Волги, с нами по Волге шло.. .
Чистки,
анкеты, сверки, гибель друзей – по тюрьмам
Гневная,
молодая, бьющая горлом кровь ...
Шел пароход... И верно, кровь не вода.
С годами
Тянет меня все чаще к Волге, не в дальний свет
На пароход. Знакомый. Может быть, «Веру Фигнер»,
А может, «Веру Засулич» – старенький пароход.
Встать на носу в молчанье.Смотреть, как струя сечется.
И потихоньку вспомнить, взвесить, обдумать все.
Очень нужно припомнить.
Очень нужно обдумать.
Очень нужно в молчанье
чуточку постоять.
Только по новой Волге, верно, они не ходят
Старые пароходы,
те, что ушли в затон.
ИРИНА СНЕГОВА. 1963 год.
И внизу: "Виктор, ты поймешь, про аресты и чистки. Многих добрых людей тогда не стало. "
До горбачевской перестройки оставалось еще два года. Только во второй половине 1980-х узнал Виктор горькую правду, о которой вскользь помянула Ирина Снегова в стихах, посвященных отцу. Тимо, конечно, иногда вспоминал рассказы бабушек о мрачных временах. Но Виктор считал, что репрессии касались только финнов, карел, ингерманландцев. И врагов советской власти. Впервые, прочитав пронзительные стихи "Шел пароход", Виктор засомневался в человеколюбии родного государства... Совсем не прост был Степаныч, старый волгарь, мудрый капитан и человек.
До полудня теплоход стоял на рейде. Взяли топливо и водички, сдали фекалку. После двенадцати на борт поднялся морской лоцман и боцмана пригласили на бак. Навстречу ползли многочисленные рыбаки, "Морской - 3" радостно гуднул землякам- карелам. Осторожно скользили мимо бакинские хлопколесовозы и "Волгонефти" смешанного плавания. В 19 часов открылся Каспий. Быстро стемнело. Виктор сидел в каюте, записывая впечатления от Астрахани и рассказ капитана про ГТ - арбузовоз из Вологды.
Вдруг теплоход гуднул сначала о расхождении левыми бортами, потом гудки стали коротким и частыми, машины тяжело вздохнули и судно задрожало от полного хода назад. Виктор выскочил из каюты и бросился вверх по трапу. В рубке побледневший до белоснежности старпом дергал "кочергу" рулевого электропривода, машины работали "полный назад", а капитан носился с одного крыла мостика на другое, и твердил: "Ох, что сейчас будет !"
- "К-К-К-Керичев" сейчас будет, мрачно сострил старпом. Команда во главе с поварихой уже сосредоточилась перед настройкой. О сгоревшем двенадцать лет назад на Волго-Балтийском канале теплоходе "Профессор Керичев" знали все и, как потом рассказывали, первое, что пришло на ум - та страшная авария. Не без оснований. Теплоход стоял поперек канала, который еще не закончился, несмотря на простор каспийских вод, а прямо в правый борт, уже совсем рядом надвигался черный в ночи корпус "Волгонефти", груженой, судя по огням, сырой нефтью. От удара устоять на ногах удалось только вцепившись в подвернувшуюся скобу, планширь, ручку. Кто во что... Посыпались искры. Дикий скрежет рвущегося металла не оставлял сомнений: сейчас полыхнет ! Но, самого страшного не случилось. В случае с "Керичевым" - он ударил "Волгонефть" в район танка, что и вызвало возгорание. Этой ночью экипажу "Балтийского" повезло несказанно. "Волгонефть" сама въехала в борт сухогруза форштевнем.
Тимо про Илью.
На реке Неве. "Волго-Дон" уходит в море.До Выборга, однако, их в хорошую погоду пускают..
Прошло три года с тех пор, как прочитал я дневник Ильи и письма их мечущейся любви. Однажды, когда стоял мой пароход в ожидании разводки у Набережной Шмидта, а до выхода в рейс оставалось еще часов двенадцать, я отпросился у капитана на берег. Мне очень захотелось увидеть юную женщину, так непонятно любившую штурмана с речного плотовода. парня, мечтавшего о море и больших пароходах. Пишущего нежные письма и так нелепо погибшего.
Я заторопился. Ах, питерское метро ! Я так быстро устаю от твоей суматохи...И неспешные, брякающие железом трамваи... Вы так медленно вползаете в тесноту переулков !
Типовое рабочее общежитие. Бабуленция грозной наружности у барьера..
- Кем Вы ей доводитесь ?
- Родственник. Кузен.
- Сейчас узнаю, где она..
Через минуту, переговорив с кем-то по телефону, старушка выдала:
- Не живет она у нас. Замуж вышла.
- А адрес не подскажете ?
- Нет у нас адреса.
Я медленно брел по набережной. Сразу расхотелось повидать ЕЕ. История любви закончилась. Она забыла Илью. А что она должна была делать ? Уйти в монастырь ? Все логично. Поплакала. Погрустила. Осенью вернулся с военной службы ее Олег. И - нет проблем... А если не так ? Если - три года боли и слез, воспоминаний и страха сойти с ума ? Ведь любила она все же Илью нешуточно, странно, но любила !
Последний раз редактировалось Vitalis Merta 22 сен 2016, 21:57, всего редактировалось 2 раза.
Утром теплоход все еще стоял в месте столкновения. Правый борт был разворочен изрядно. Однако двойной борт предотвратил сквозную пробоину. Комиссия, расследовавшая аварию, разрешила переход до Баку и там-замену обшивки борта, с частичной заменой палубы, шпангоутов и ремонтом фальшборта.
А случилось столкновение по вполне понятной причине. Понятной при свете теплого летнего солнышка, однако. Теплоход шел морским каналом. Черная южная ночь стерла горизонт. Но видимость была отличной. Работала РЛС. Лоцман рекомендовал прижаться поближе к красному бую: " Не бойтесь, здесь хлопколесовозы смело ходят, а у них осадка- на метр больше. Танкер ведь навстречу идет !" Старпом дал команду рулевому взять правее. Красный огонь буя был отлично виден и, казалось, все идет замечательно...Приближались два красных огня на фок-мачте танкера. И тут рулевой завопил: "Судно не слушается руля !"
- "Руль право! " - скомандовал старпом, заметив, как теплоход стал быстро сваливаться влево.
- "Руль право на борту!"
Старпом подбежал к ручкам дистанционного управления и перевел правую машину на "стоп" и затем -на "полный назад" дав левой - "полный вперед". Как оказалось, это только усугубило ситуацию. Правда, это же и спасло теплоход от пожара. "Балтийский" успел встать правым бортом к "Волгонефти" и танкер ударил сухогруз форштевнем. Если бы "Балтийский" припечатал танкер форштевнем в борт, случилось бы та страшная катастрофа, каковая произошла на Волго-Балте в июле 1972 года: тогда нефть, хлынувшая из пробоины танкера загорелась, и ударивший танкер форштевнем "Профессор Керичев" вспыхнул как факел.
Утром оказалось, что красный буй, к которому советовал держаться ближе астраханский лоцман, был выброшен проходящим барже-буксирным составом с небольшой осадкой, далеко за кромку канала и лежал на столь мелком месте, что вокруг него "пешком" разгуливали чайки. "Балтийский" подсосало кормой к кромке канала и стало резко разворачивать влево. Работа машин "враздрай" только усугубила ситуацию. Но, это и спасло судно от огненной катастрофы.
" У нас сегодня второй день рождения !" улыбались матросы и мотористы.Командиры молчали. Улыбки практикантов, впрочем, были с долей грусти. Рейс явно не задался. Ремонт в Баку совсем не радовал...
Забегая вперед, отмечу, что самые мрачные ожидания оправдались. В Баку судно простояло более двух недель.
После двенадцати вышли в Баку. День был изумителен. Яркое небо, ласковый Каспий, высокие легкие облака. И только черная тень случившегося ночью не отпускала людей и на мостике и в машине, и тех, кто, не в состоянии оставаться в каютах.Свободные от вахты собрались на палубе в районе второго трюма.
К нолю часов пришли на рейд порта Баку. Море огней расплескалась по черной воде. Запах нефти был повсюду. Смешанный с запахом теплой южной ночи, он был пьяняще приятным, необычным, запомнившимся навсегда.
Утро встретили на рейде. "Вай, дорогой, как ты с такой пробоиной шёл по Каспию !" воскликнул представитель Каспара, поднявшись на борт. Капитан напомнил бакинцу, что второй борт совсем не пострадал. Иначе нас бы не выпустили в море.
К двенадцати дня теплоход поставили к причалу и капитан со старпомом занялись оценкой повреждений вместе с мастером - судоремонтником из Каспара. Виктор с боцманом спустились в трюма. Особенно интересовало состояние второго трюма после перехода. Конечно, после столкновения в трюмах побывал даже капитан, а во время перехода боцман каждый час посещал второй трюм. Все было в порядке. И это радовало.
После составления ремонтной ведомости и наряд-заказа на ремонт, судно снова выпроводили на рейд, как ни пытался капитан добиться немедленного начала работ.
Из записок Тимо.
Мы долго не бывали в Архангельске. И вот, наконец - рейс в беломорскую столицу. Знакомые берега, знакомые лесовозы, воспоминания о той далекой навигации, когда я на старом колесном плотоводе приходил в этот город. Память, воспоминания. Как только встали к причалу, поехал на культбазу. И узнал, что диспетчер Северного речного пароходства сейчас -в здании речного-морского вокзала.
Поднялся в диспетчерскую...
- Скоро придет этот буксир в Архангельск. Уже в Орлецах.
- Спасибо ! Друг у меня там !
И вот - я у Александра на плотоводе. Располнел Сано, капитанит уже. Обрадовался встрече, как мальчишка.
- Может к тебе поедем ? Хочу твой теплоходик "смешного плавания" посмотреть..
- А я бы на паровичок прогулялся...
-Мало их осталось. Сегодня никто из "генералов" не ожидается. Вы сколько стоите ?
-Как пойдет. Если дождя не будет, дней пять простоим.
- Идет сюда "Братск", он где- то ниже Березника. Может, свидетесь !
- Вот тетрадочки Ильи. Перепечатал все. Попробую в наш карельский "Север" отдать. Эх, напечатали бы.. В память об Илье...
- Давай. Мне экземплярчик пришли.
- Мне друг обещал помочь. Он заочно на филолога учится. Я ему уже распечатку для правки отдал.
- Хорошее дело !
- Сано, а что дальше-то было, ты не знаешь ? Я пытался в Питере эту даму найти. Узнал, что она замуж вышла...
- Знаю. Я ради этой девушки в Питер ездил. Два раза.
Ладно, поехали к тебе. Любопытствую..
И мы поехали. Угостились "Наполеончиком", долго говорили. Сано размечтался, грозился уволиться из завода в Устюге, устроиться в Архангельске. Здесь в речном пароходстве тоже появились суда загранплавания и Сано в мечтах уже уходил вниз по Двине из Архангельска. И запросто швартовался не в тихом Березнике или Котласе, а в разных там Лондонах и "гагенкопенах".
- Сано, так ты мне расскажи, как ты в Питере-то побывал ?
- Ну, да, побывал. Она ведь, когда письма от него перестали приходить, в Архангельск приехала. Дожидалась его пароход. И узнала, что Илья погиб, пропал. Ее ко мне, как к другу Ильи направили. Я ее и повез в Питер. Сам слезы порой сдерживать не мог...
- Потом еще раз в Питер зимой поехал. А она уже замуж вышла.
-За Олега ?
- Нет. За моряка какого-то. Из Балтийского пароходства. Он в море по шесть месяцев бродит. А она и не ждет его. Не могу, говорит, Илью забыть.
- Так ты и адрес ее знаешь ?
- Конечно. В Автово она живет. Сейчас посмотрю в поминальнике. Вот: записывай! От тоски, говорит, замуж вышла.
- Женщины - создания загадочные...
-Увидишь, не влюбись, часом. Ты ведь там в Ленинграде частенько бываешь !
- А что, заманчива ?
- Ничего утверждать не буду. Но, есть в ней что-то такое.. Помнишь, у Ильи на это намеки в дневнике... Ее можно полюбить, любить отчаянно... Но не жениться !...Она не для оков семейных. Зайди, побеседуй, оцени . Да на морехода ее не нарвись ! Он болеет ею. Ревнует. В каждом соперника усматривает. Это она так рассказывает. Впрочем, у торгашей - иная, чем у нас, двинских водомеров, любовь. Там шмоточный компонент свою роль все равно играет. Тебе это знакомо, хотя, как погляжу, о Двине ты скучаешь..
Теплоход уже два дня болтался на якоре. Здесь же ожидали таможни карельский "Балтийский -41" и таганрогский " ХХIV съезд КПСС". Виктора всегда веселили "партийные пароходы". Или имена вождей на борту судов. Существует целый набор шуток о ситуациях с "партийным флотом". Любая авария - покушение на "святые имена"....
К борту наконец-то подошел портовый водолей. Несколько свободных от вахты парней "Балтийского" загорали на юте. Здесь же недавно появилась после приготовления обеда подышать каспийскими нефтяными "воздусями" повар-кок пятидесятилетняя ядреная Макароновна.
На палубе водолея разматывал шланг такого же возраста бакинец в замасленном комбинезоне. Заметив Макароновну, широко улыбнулся золотой челюстью: "Вах, какой женщина!. Шикарный женщина !".
Макароновна тоже заулыбалась. На ее пароходе явно молодой для нее экипаж вниманием юную старушку не баловал, а хамоватый боцман не упускал возможности отпустить тихо язвительные колкости в адрес судовой кормилицы. И вдруг - такой комплимент !
Макароновна подбоченилась, подошла к релингам желая услышать продолжение сладкословая....
- Переходи на наш пароход, свет моих очей ! Скрасишь мои безрадостные дни ! - бакинец явно заинтересовался поварихой.
- У тебя там зарплата маленькая. Ты ведь в Иран не ходишь !
- Вай, зачем мне этот Иран- баран ! Мне и здесь хорошо !
- Так мне ведь знатно платить надо. Я дорого стою, - упорствовала Макароновна.
- У меня много денег !- не сдавался бакинец.
- Нет, меня тебе не купить. Не хватит твоих денег !
- Куплю тебя и весь твой пароход !
Бакинец достал из кармана толстенную пачку двадцатипятирублевок. Из кармана замызганного рабочего комбинезона ! Макароновна на миг лишилась дара речи. А парни на юте дружно захохотали.
- Я подумаю, - смутилась Макароновна и быстренько нырнула в дверь надстройки.
Продолжения истории не последовало, но матросы долго обсуждали наличие такой суммы денег у бакинского матроса. Впрочем, две недели стоянки в этом порту многое прояснили. А последующая разгрузка в иранском Пехлеви подтвердила: бакинцы умеют "делать деньги". Нищеватые грузчики - иранцы откровенно завидовали жителям Азербайджана . Впервые за границей Виктор услышал, что в СССР жизнь богаче, чем за его пределами. В Европе такое слышать не доводилось. "Ты еще в Африке не был !, - смеялся капитан, - там нам все грузчики завидуют, а некоторые неправильные советские моряки за кусок хозяйственного мыла даже африканок "снимают". Было дело.... Правда, эти нарушители советской морали теперь в Кёниг дрова возят."
Через двое суток теплоход снова поставили к пирсу. Пришли газорезчики, вырезали часть обшивки. И исчезли. Капитан бегал в управление порта. Звонил в пароходство Каспар. Отправлял радиограммы а Карелию. Через сутки у него в каюте появился хитроватого вида бакинец и объяснил: работы будут продолжены, если капитан выложит пятьсот рублей наличными. Капитан отказался. Шел шестой день стоянки в Баку.
Из записок Тимо. Последняя запись об Илье и его любви.
И снова я в Ленинграде. Окраина. Дальнее Автово. Бетонные джунгли. Пятый этаж панельки. Стандартная картонная, под дерево дверь. Звоню.
- Кто там ?
- Друг Ильи.
Дверь открывается. На пороге - молодая женщина в импортном халате. Усталость на лице. Глаза - лед. Голубой и чистый.
- Кем Вы приходитесь Илье ?
- Мы вместе учились в Устюге. Потом я уехал в Петрозаводск.
- Вы речник ?
- Некоторым образом. Хожу помощником капитана на речных судах загранплавания.
- И что Вы хотите ?
- Я прочел дневник Ильи, Ваши письма...
- Этот Александр поступил подло ! Он не имел морального права читать личное.
- Я все время думаю о Вас. Дневник Ильи меня потряс. И мы с другом - филологом хотим написать повесть о вашей любви.
- Воля Ваша, но без использования настоящих имен. Я почитаю и прикину, сколько с вас взять за сюжет, литераторы !
- Можно несколько вопросов ?
- У меня нет желания говорить на эту тему с кем бы то ни было. Финал додумывайте сами, или с Вашим филологом. До свидания.
Дверь закрылась. Я позвонил снова. Дверь отворилась:
- Я неправильно выразилась. Прощайте. И оставьте мой звонок в покое. Успехов в деле сочинительства ! Счастливого плавания по текущим в загранку рекам !
Вот и всё. Я тихо шел по городу и раскладывал по полочкам в голове происшедшее. Она, конечно, Илью любит. Илью, а не своего БМПешного мужа. Но даже если бы Илья остался жив, ох и намучился бы он с этой дамой ! Хотя, как знать...Мы с Виктором напечатаем эту повесть в "Севере". Отправлю один экземпляр ей. И даже гонорар поделим, пусть ликует ! Но мое разыгравшееся любопытство не дает мне покоя... Я не хочу давать ей другое имя. Напишу без упоминания имени её... Напечатаю и буду ждать письмо от красавицы....
Ведь она по-прежнему любит нескладного штурманца с двинского старого буксира. Он приходит к ней в снах, ласкает ее, пишет ей письма про любовь и Двину, про плоты и пароходы. А она ждет его . Только его.
Мне вдруг захотелось самому стать штурманом плотовода на Северной Двине, переболеть любовью к питерской белокурой красавице, и, если так уготовано судьбой, скользнуть осенним стылым черным вечером в двинские ледяные хляби... Навстречу огромному гребному колесу, стучащему плицами по прозрачной мрачной воде. Коль так уготовано судьбой ЕЕ любимому.
Паром "Советский Дагестан". Паромы второй серии каспийских автомобильно-железнодорожных паромов соединяли западный и восточный берега Каспия.
Из записок Виктора.
И все же к ремонту бакинцы приступили. На борту "Балтийского" был транзитный груз из ФРГ для Ирана и его задержка принимала характер международного скандала. Вмешалось министерство речного флота. Вмешательство Москвы вынудило бакинских судоремонтников начать работы. Сонные газорезчики вывалили куски обшивки и набора на причал... И исчезли. "Панимаеш, дарагой, нэт новый мэтал !" - оправдывался мастер. И тоже исчез. Жаркое солнце грело теплоход нещадно, сонные вахтенные взбадривались чаем и кофе, механики традиционно что-то крутили в машине, боцман изредка мелькал с банкой краски и кистью, лениво стучал скребком на шлюпочной палубе матрос. На корме в тени навеса гоняли нарды помполит и стармех.
Виктор с третьим помощником и двумя матросами отпросился в город.
- Смотрите там, это не Европа и не Горький какой-нибудь. Здесь - Кавказ..- напомнил Мастер..
- В автобусе сдачи не давали. Не принято в Баку было считать мелочь. Все, что меньше рубля местным народом игнорировалось. В большом универмаге Виктор купил жене симпатичную кофточку. И уже на пароходе, рассмотрев внимательно покупку, обнаружил, что рисунок рукавов у кофточки отличался кардинально. Не долго прослужили, кстати, и купленные у сапожника модные туфли. Бакинцы сразу же узнавали в молодых покупателях моряков, не имеющих отношения к Каспийскому пароходству и, в отличие от европейских маклаков, зачастую тоже втюхивавших "русским" неважный товар подешовке, продавали красивые, но дерьмовенького качества шмотки дорого, искусно и красноречиво их рекламируя.
В джинсах бродить по южному городу было жарко и Виктор в маленьком ателье выторговал все же сравнительно недорого светлые летние брюки.
И вышел в этих брюках на вахту. Брюки заинтересовали третьего механика Сашу:
- Где штанишки приобрел ?
- Даже объяснить не могу. По какой-то старой улочке брели, там ателье, старик-портной уступил за двадцатку.
- Жаль, что не помнишь название улицы. Я вот тоже такие хочу. Пока еще до Европы добредем. В этот раз не получилось, жена велела на всю валюту мохер взять, холодильник достала хороший. "Минск". И в долги влезла. За двадцать рублей брючата в Петрозаводске не купить.
- В Петрозаводске даже за пятьдесят не купить. - заметил второй механик. - Я по весне искал штаны. Бесполезно. И в ателье - очередь на два месяца.
- А как же те, кто в моря не ходит, штаны приобретают ?
- Есть в русском языке такое слово: "Достать ". Помнишь Райкина ? Жена все "достает". А морякам некогда по городским магазинам шастать. Но у нас есть Европа. Плюс, теперь мы знаем, что и в Баку штаны продаются свободно.
На следующий день Саша принес из города такие же, как у Виктора, светлые брюки.
- Только вот неправду ты, Витек, сказал. Штаны эти стоят сорок рублей ! Но, понравились мне они, пришлось брать !
- А где ты покупал ?
- Нашел я твоего портняжку. Улочка в честь бакинского комиссара, не помню, какого. У него таких штанов там, как мохера у маклака. Я ему сказал, что ты вчера у него брюки купил. А он: "Неправду твой друг сказал, эти штаны у меня сорок рублей стоят !"
- Саша, не надо было ему про меня говорить,- улыбнулся Виктор, - старикан понял, что тебе штаны понравились, вот и удвоил цену. Это ведь Баку !
- Покажи-ка твои штанишки !
- Да вот, смотри, пока я в них не влез...
Саша внимательно изучал брюки Виктора. И радостно сообщил: "Конечно, твои штаны пошиты совсем коряво ! А у меня - каждый шов обработан, каждая пуговка подогнана !"
Виктор не стал спорить. Конечно же, старый прохиндей был тонким психологом.
Наконец-то ремонт закончен. Капитану все же пришлось заплатить за сварочные работы. Хитрован-представитель судоремонтников каждый день находил новый повод тормозить ремонт. То не было свободного аппарата, то металл на базе закончился, то на складе, где электроды хранятся - ревизия. И наш Мастер сдался. Стоимость мзды удалось несколько сбить, но стало очевидно: даже вмешательство министерства, очень эффективно работающее на онежских широтах, на каспийских судоремонтников совершенно не действует.
Представитель местного Регистра осмотрел место смены обшивки и набора корпуса и после конфиденциальной беседы с нашим капитаном, начертал в акте сдачи- приемки: "В связи с использованием для ремонта корпуса листовой стали, не соответствующей конструктивным характеристикам ( низколегированная сталь марки 09 Г 2), разрешить теплоходу разовый переход по Каспийскому морю до Астрахани с заходом в иранский порт Пехлеви и по внутренним водным путям до порта Петрозаводск."
Разумеется, такая запись тоже обошлась нашему кэпу в определенную сумму, ведь "Региструшко" мог просто запретить выход в море.
Далее все тоже не было "как по маслу". В Пехлеви образовалась очередь. Дабы не тратить на ожидание разгрузки драгоценную валюту, теплоходы ставили дожидаться выгрузки на бакинском рейде. Выгнали туда и нас. Впереди болтался на якоре СЗРПэшный БАЛТИЙСКИЙ - 1. Вскоре подошел из Ирана БОПовский БАЛТИЙСКИЙ -41. "Первый" быстренько был досмотрен и снялся на Иран. Мы были следующими. В ожидании прошли еще три дня и, наконец, девятнадцатого числа к нашему борту подошел катер с таможенниками и пограничниками. Нас выпускали.
После 14 часов прозвучало долгожданное :"Боцману на бак, приготовиться к подъему якоря!".
Все командиры собрались в рубке: и штурмана и механики. Более двух недель ожидания позади.
- Эх, столько бы в Иране постоять! - неудачно пошутил третий механик.
- Сплюнь, даже за валюту уже торчать в этих краях не хочется ! - одернул юмориста кэп.
Мастера можно было понять. Даже при счастливом завершении этого крайне неудачного рейса, капитана ждал "разбор полетов" в пароходстве и ремонт корпуса - "вторая серия".
- Эти прохиндеи даже не предупредили меня, что сталь не той марки. А мне и в голову такая прохиндиада прийти не могла. Обычно о соответствии стали требованиям Регистра заботятся судоремонтники. .. Впрочем, некоторую ответственность за сие несет и старпом, - капитан грустно улыбнулся.
- Михалыч, мне и в голову не могло прийти, что эти лекари корпусные такое отмочат. А Региструшко наверняка знал, ждал, когда прижучить нас время придет...
- Да, как все же здесь все от наших широт отличается! Наши вечно поддатые раздолбаи от судоремонта если и начинают крутить, все решается при посредстве бутылки водки. Здесь это не действует. Только наличные деньги. Тарифы - от сотни и до бесконечности. Возможно со своих они дерут по-божески... А нас - ободрали как липку...
Виктор молчал. За день до окончания ремонта он сбегал на почтамт. Жена прислала письмо "до востребования". Ничего радостного в письме не было. " Зачем согласилась я на твои плавания ! И это называется "загранка" - месяц на Волге и на Каспии ? О валюте и мечтать нечего. Знакомая жена капитана - Маша рассказывала: в Иране БОПовкие пароходы выгружают за неделю, а то и быстрее. Что ты на ту валюту купишь ? Чесучи и ворселона в Беломорске моряки навозили достаточно и выгодно эту ткань не продать. Премия, и та вам не светит ! Ты на берегу больше зарабатывал.. Возвращайся скорее и будем думать, что дальше делать. Я устала одна. Ладно бы, деньги были достойные... Вспоминаю сейчас твою работу в "хабзайке" и на буксире, как лучшие годы нашей жизни ! Хочешь бултыхаться в море - устраивайся снова на буксир. Даже на каком - нибудь канальном замухрышке ты больше заработаешь. Маша рассказывала, что и капитанская должность на загрансудах не такая уж и "медом намазанная". Твой кэп, верно ждет разноса в Петрозаводске, а это - нервы, здоровье, которое ни за какие деньги не купишь... Да и за ремонт, небось, капитан выложил кругленькую сумму. Маша рассказывала, как ее суженый года два назад в аварию попал на Нижней Волге..Без месячной зарплаты остался..На "левые" проплаты куча денег ушла..."
На следующий день показался низкий иранский берег. В рубку поднялся Мастер:" Братцы, а вы иранский флаг правильно подняли ? Раньше у них лев был на флаге, а сейчас - какой- то полосатик без зверя выдали в Петрозаводске. Зеленая полоса должна быть сверху. А вы как подняли ? Вон. уже катер к нам бежит. Боцман, бегом, флаг переверни. Персы обижаются серьезно !"
Теплоход медленно вполз в лагуну. Встали вторым корпусом к теплоходу БАЛТИЙСКИЙ-29. С моря дул свежий ветер и хмурое утро сменилось на солнечный день.
На борт поднялись представители власти. Потребовали, чтобы все члены экипажа встали в шеренгу на крышках второго трюма. Сосчитали мореходов, как баранов, по головам и удалились в каюту капитана. .
